История вторая,

[k_und_k]

в которой портовая стража заполучит в свои ряды новенького бакалавра права


Любезный читатель, давайте пропустим десяток лет. Новому поколению следует подрасти. Тем более, пока и отцы справляются. Хотя - не совсем. Вернемся чуть назад. Итак, не прошло и десяти лет после давно уж позабытого доном Хорхе разговора, а ходить в патрули ему стало невмоготу. Так, по крайней мере, говорят стражники, а они врать не будут, старший алькальд для них "дон" в глаза, а за спиной - "наш старик". В былые годы ему и протез не мешал. Разве тихоньким скрипом распугивал все отребье на полмили кругом. Но на шестом десятке лет ходить в патрули ему стало утомительно.
В расписании дежурств возникла дыра. Которую простым стражником не заткнуть. Севилья не деревня какая, здесь судья должен быть либо титулован, либо образован. А лучше - и то, и то.
Слухи говорят, что дон Хорхе нашел вполне подходящего молодого человека. Который должен сегодня явиться пред грозные очи старшего алькальда. А заодно - и будущих сослуживцев. Всем интересно глянуть на новенького. И выслушать вердикт, который вынесет записной острослов Пенчо Варгас. Тот явился, как на праздник: в черном, как севильская ночь, колете без выпирающего вперед "гусиного брюха" на конском волосе, штанах без подбивки, и с серебряными пряжками на башмаках. Наряд, не способный облегчить участь в бою, зато весьма изысканный. Что поделать, назначение прозвища новенькому - церемония, требующая парадного облачения.
Увы, ожидание затягивается. Вот уж время обеда, о чем верней, чем звон колоколов, объявляет появление доньи Руфины с судками. Никогда ни раньше не приходит, ни опаздывает.
Присутствие немедленно расцетает привычными комплиментами. "Ла белла", "ла риена". И это не просто дань уважения дочери начальника.
На улице она всего лишь "длинная" - ла Ларга. Под мантильей не видно лица, ноги несут ее вперед быстрой рваной походкой, вовсе не радующей взора - все, что остается заметить, так это рост. Донья Руфина выше севильской толпы на полголовы, а если считать только женщин, так и на голову.
Но стоит ей остановиться, как все в Руфине де Кастильо становится соразмерно, и на место живой дурнушки приходит статуя богини. Которую вовсе не портит текучий, как бурливая речка, севильский выговор. Напртив, в устах северянки он особенно хорош! Потому стража вовсе не лукавит, награждая девушку лестными эпитетами. На которые, впрочем, пока никому отвечено не было - ни словом, ни жестом.
- Руфинита, не хочешь задержаться? - с лукавой усмешкой спрашивает дочь дон Хорхе, - У меня скоро появится новый помощник. Молодой и симпатичный.
- Я бы с удовольствием. Но мама опять попросила меня навестить собор.
И явно не свечку поставить. О том, что семейство де Теруан как-то связано с архиепископом Севильским, известно давным-давно.
- Жаль. Может, это твой будущий жених.
- Да? - скептически тянет Руфина.
- Вот да! В кои-то веки в Севилью занесло астурийца, кабальеро, да еще и с головой на плечах.
- Наверняка высокий и тощий.
- А ты вот посмотри. Впрочем, ты права, рано. Проверю парня в деле, а там, глядишь, и познакомлю. Так что, пожалуй, я и обедать буду ходить домой. Чужой стряпни мой желудок не перенесет, а если тебя умыкнет лихой молодец - у меня не выдержит сердце.
- Меня не умыкнешь.
Улыбается. Между прочим, правда. Да ее и толкнуть на рынке опасно. Живо окажешься на мостовой, сидя или лежа. И подвывая. Хорошо еще, если локотком в живот двинет, а может ведь и каблучком в колено. И каркасная юбка ей в том нисколько не помеха.
- Разумный кабальеро сначала похитит сердце девицы. А та потом и сама себя увезет, лишь бы поближе к милому...
После такого разговора ожидание сгустилось, просто повисло в воздухе. Но еще долгих три часа никого не было видно. И каково остряку, что уже нацедил полный рот шуток? Ну, разве сплюнуть одну-другую. Изобразив размышление вслух.
- Похоже, не придет. Нужен ли Севилье алькальд, который говорит "завтра" даже начальству?
- Вероятно, нет, - раздался голос снизу, - а впрочем, вы о ком? Если обо мне, то интересно: нужен ли Севилье альгвазил, который приступает к санкциям до истечения легального срока?
Громко и очень четко, несмотря на то, что говорящий на горский манер съедает некоторые буквы. Варгас перегнулся через перила - посмотреть, на что похож новенький. И не остался разочарован, обнаружив меж двустворчатых дверей молодого человека, как будто явившегося из другого времени. Длинная, до пола, зеленая мантия, мягкий берет с павлиньим пером... Отменный предмет для шуток.
- Сударь, а вы не промахнулись парой десятков лет? Нынче есть указ против роскоши.
- Разумеется, есть. Но поскольку я бакалавр права и подсуден лишь университету, мне остается только вздыхать и исполнять университетские постановления за прошлый век. А те предписывают мантию и берет. Никак не регулируя цвета. Впрочем, в связи с общим спросом на черное сукно, зеленый бархат настолько упал в цене, что я еще и сэкономил.
А еще, очевидно, на кройке и шитье. Говорим - мантия, подразумеваем - ряса. Которая странно топорщится, будто сбоку палку вставили.
- А вот еще скажите, сударь...
- Скажу, - улыбка, - завтра.
И молодой человек неторопливо прошествовал в кабинет дона Хорхе. Наступила тишина. Стража ждет вердикта. Сеньор Варгас театрально изображает раздумье, приложив руку ко лбу и расхаживая из стороны в сторону. Наконец, изрекает:
- Зеленый, - сообщил он, - и колючий. И звать его отныне - Терновник.
- Думаешь, приживется?
- А что, не видно?
Впрочем, шипастый куст скоро выкатился из кабинета. Только тогда все и заметили - насколько он еще молод. Мальчишка! Большеголовый, лобастый. В руках - черный с серебром жезл. В глазах щенячья радость. Дорвался.
- Я назначен к участку Санчо де Эрреры, - объявляет, и на радостях даже окончания не жрет, - не подскажете, где найти этого кабальеро?
- Здесь. Я Санчо. Просто Эррера, безо всяких "де". И не кабальеро, а идальго. Мне чужих титулов не нужно. Что касается твоего назначения - рад. Мне чертовски нужен законник в патруле. Чтоб не тащить всякую шваль в присутствие. Так или иначе - сегодня гуляй. А завтра с утра приходи - согласуем график дежурств.
- Хорошо.
Зеленый кубарем скатился по лестнице и исчез за дверьми. Тут отворилась дверь старика.
- Санчо, загляни-ка. Есть разговор.
Альгвазил Эррера подмигнул окружающим, мол, я знал, что тут все не просто так, и отправился к начальству на ковер.

Ковер в кабинете старшего алькальда, и верно, имеется. Впрочем, на нем Санчо не пороть будут. Но беседовать. Вон, начальство даже бутылочку местного раскупорить изволило. Во-первых, дальние вина дороговаты. Во-вторых, местные хороши. Кто не слыхал про виноградники Хереса?
Под стаканчик доброго вина и разговор добреет. Не заметишь, как поддакивать начнешь.
- Вот именно, дон Хорхе! Истинная правда, сеньор старший алькальд! Уж на меня всегда положиться можно.
Сеньор же старший алкальд и к делу пока не перешел. Тушуется, что странновато. Даже сеньором де Эррера обозвал. А Санчо, как и сказал Терновнику, не "дон", и не "де". И пусть злые языки треплют, что и идальго он весьма сомнительный - зато шепотком и тихонько, ибо те, что осмеливались изречь подобное в глаза бравому альгвазилу, умолкли навечно. Впрочем, сейчас Санчо доволен. И продолжает свою тираду:
- Я всегда говорил - если как следует подумать, любая задача решается. Школяр - неплохое решение! Он попробует наш хлеб, и поймет, слоит ли пихать ближних локтями ради этого черствого куска. А я получу, наконец, законника. Пусть и на время.
"А вы не заплатите ему ни гроша, и жалованье младшего алькальда ляжет вам в карман". Эти слова Санчо договорил про себя. На старшего алькальда, дона Хорхе де Теруана, обиды держать не приходится. Если он и урвал десяток-другой набитых свинцом мараведи у Севильи, так не в ущерб делу: за каждое подставное лицо сам хомут тянет. Теперь же и вовсе ловко придумал: взять в подручные, вроде подмастерья, школяра-законника. И платить не нужно, и работы меньше.
Вот только сразу совать школяра - не то, что в порт, в район ночлежек - верный способ отбить у молодого человека всякое желание к дальнейшей службе. Грязь, кровь, и никакого дохода, кроме жалованья - такое место у Санчо Эрреры. Попросту оттого, что у обитателей вверенных его попечению кварталов водится разве португальская монета, красная, как жгучий перец. Медь рудников Браганзы, что наступает впереди лиссабонских мятежников, выметая серебро из рук бедняка верней, чем Церковь и казна.
- Санчо, сказать честно - я не хочу, чтоб парень надолго задержался в нашей компании. Но, что поделать, он уже бакалавр права! В шестнадцать-то лет. Взбрелось ему посмотреть, что же такое закон - не с точки зрения корпящего над кодексами школяра, а глазами того, кто этим самым законом живет...
- Хотите показать ему пекло? Ну, это ко мне, верно.
Санчо хитро щурится. Пусть дон Хорхе человек разумный, и много раз это показал. Но у альгвазила своя голова на плечах имеется. Вот она и сообразит - нужен ли севильскому порту молодой алькальд, или нет.

Утро - понятие растяжимое. "Терновый куст" явился в присутствие незадолго до полудня, являя собой странный контраст свежести - в одежде, и легкой усталости - на лице. То ли ночь не спал, то ли с утра успел утомиться.
- Вот и хорошо! - Санчо довольно хлопнул себя по лбу, - Будешь ходить с патрулями сразу после сиесты. Время довольно спокойное... Но мало ли что!
Конечно, оставались вечерние и ночные патрули. Но совать неподготовленного человека носом в дерьмо... Тем более, от человека этого не пахнет. Ничем, кроме воды и щелока. А нос у Санчо тренированный - не одно дело помог раскрыть, а уж сколько раз уберег брюхо от поноса - и не сосчитать. Бывало, товарищи едят, да нахваливают, альгвазил же Эррера нос воротит. Потом всем плохо, но по разным причинам. Товарищи животом маются, альгвазил пытается участок на своем горбу тащить. Ну, теперь знают: носу начальника можно доверять.
Так вот нос говорит - дон Терновник не пахнет ничем, и это подозрительно. А потому его и на ночной обход брать рано. Пусть пока днем поработает. По городскому уставу, конечно, младший алькальд должен выходить в ночную стражу. Очень уж это удобно для стражи, когда и полицейская сила, и судья имеются на месте.
Потому как тюрьма... Нет, тюрьма - это отдельная песня. И ее дону чистюле тоже слушать рано. Пока - пусть походит с младшим альгвазилом да парой стражников по порту днем. Глядишь, и покажет себя. Вот тогда и будем решать, воспитывать ли в парне отвращение к судебной службе, или приучать помаленьку к ее тяготам и радостям.
Дон Диего назначение в дневной патруль по порту воспринял спокойно. А почему нет? Все предметы вычитаны, кроме астрономии, можно и перерыв сделать. Остатки студенты доучат сами, по конспектам. И не выдадут. Магистра свободных искусств де Эспиноса, ставшего неделю назад бакалавром права, они на руках таскать готовы - вот уже год с лишком, как он начал вести практики, а там и лекции вводных искусств, и все это время не просто разрешает вести записи на занятиях - читает медленно и разборчиво, да переспрашивает, все ли успели записать.
Что до подготовки тезиса к следующему диспуту, так для этого любое время годится. В том числе и патрульное. Меряя шагами широкие грязные улицы - не на пешехода расчитанные, и не на верхового - на разъезд пароконных упряжек, вполне можно слагать в уме, как стихи, статьи, параграфы и пункты. А по сторонам глазеть - зачем? Справа, слева, спереди и сзади - везде старажники. И лужи первыми пересчитают, и на ломовую телегу выругаются, и время достать шпагу обеспечат.
Хватать и не пущщать - их дело. А дело дона Диего - давать санкцию, если что. А то и приговор отвесить здесь же, на улице. Кто не согласен, пусть апеллирует в аудиенсию.
Так что портовый район младший альгвазил изучает больше по шуму и запахам - а это неумолчный грохот ломовых телег, как будто весь город встал на колеса. Везут все: и улов рыбацких суденышек, и пряности Леванта, и хлопок из восточных Индий. Везут все, что должна поглотить Севилья, испробовать на вкус - и отрыгнуть на поживу остальному миру. В самой Испании останется негусто, и даже Мадриду с Толедо придется довольствоваться тем, что ему оставят Лондон и Антверпен, Милан и Неаполь, Генуя и Рим.
А еще порт - это запах прелого дерева, несвежей воды, рыбы, пота - человеческого по преимуществу, но лошадиного, ослиного и воловьего тоже, сырого железа, и поверх всего - дегтя.
Стражники поняли, что "Терновник" не настроен ни беседовать - что скучно, ни командовать - что хорошо. Вот и шагают привычной дорогой. Пока громкие голоса не привлекают внимание уличного судьи.
- Что такое? - Диего очнулся и готов действовать, - Надо глянуть.
- Таможня наживается, - сообщил один из стражников, и дернул ухо, - Всегда есть желающие покричать, прежде чем расстаться с деньгами. А у перуанцев всегда есть деньги.
- Да? А как вы определили, что тот корабль - из Перу?
- Просто, сеньор. Это "Энкарнасион", он всегда ходит в Перу, и всегда в одиночку. Видите на мачте бело-голубой вымпел? Герб герцогов Альварес-и-Толедо. У них есть привилегия торговать с Индиями вне ежегодных флотов. Все-таки, родня Колумба. И короля.
А еще корабль не слишком велик, и в состоянии подняться по Гвадалквивиру. Но...
- Что же там за шум? Нашли контрабанду?
- Поверьте, раз уж корабль не трясли в Кадисе, значит, команда, капитан и судовладелец все лишнее сплавили, пока поднимались вверх по течению.
- А кто тогда недоволен?
- Наверное, из пассажиров кто.
- Подойдем?
- Можно... - протянул стражник, - Хотя, по мне, смотреть, как другие наживаются - не лучшее веселье.
Перуанец оказался всего один, но какой! Лазоревый колет с серебряным шитьем, огромные, ниже колен, штаны того же колера, ярко-красные штиблеты, очевидно, защищающие от превратностей морского путешествия шелковые чулки. Пуговицы на штиблетах серебряные, по двенадцати на каждой стороне.
- ... и не кричите, и не машите на меня руками, - привычно выговаривает путешественнику таможенник, - а платите деньги. Меня устроят твердые песо, по весу равные всей мишуре. Ну, или спарывайте эту роскошь. Да, и со штиблет тоже. И пряжки на башмаках не забудьте. Тоже серебро, тоже нечеканеное...
И у какого школяра хватит терпения не принять такой вызов?
- Зачем же всю? Согласно закона о "квинто", от любого дохода, полученного в королевских владениях в обеих Америках, налога в казну следует ровно пятая часть. Господа, я Диего де Эспиноса, дежурный алькальд над портом.
Таможенник словно в рыбу превратился: глаза выпучил, ртом воздух хватает. Да и перуанец - не лучше. Лицо стало одного цвета с колетом. Только клинышек бороды и чернеет. Первым в себя пришел все-таки таможенник.
- Дежурный алькальд над портом? Что за новости? Но если и так - шел бы своей дорогой, и не мешал работать.
- То есть, обирать людей. Королю двадцать процентов, в карман вчетверо больше? Это не по христиански. Сеньор, бросьте Иуде его сребренники!
Таможенника передернуло. Чего Диего и добивался. Не важно, какая кровь в нем течет - пары доносов в инквизицию достаточно для открытия дела. А если хоть один из них писан официальным лицом, вроде младшего алькальда, дело завертится наверняка. Да и перуанец может поработать перышком.
- Проходите, - буркнул таможенник перуанцу, - Чтоб я вас не видел.
Решил, что тот законнику - родственник или знакомый. Вот за него и порадели.
- Теперь вы обокрали короля. Я не намерен вас арестовывать, но считаю необходимым доложить о вашей неспособности занимать нынешнее место.
- Ты что, хочешь, чтобы я дал денег тебе? - таможенник удивлен. Перуанец у того за спиной оттянул веки пальцами вниз, показывая: "Этот тип опасен, не купись".
- Ничуть. Как я уже говорил, выжать деньги из Таможни может только инквизиция. Тем более, взяток я не беру. Впрочем, мое молчание купить нетрудно.
- Как же? - сжал кулак.
- Со мной не заедаться. И не тыкать, кстати. Я в порту надолго. И мне здесь нужен порядок.
Поправил берет с павлиньим пером, махнул стражникам, и был таков. Впрочем, скоро его догнал перуанец. И ничего он не смешной. Просто одет, как севильцы - двадцать лет назад. Моды до Перу доходят медленно. Знакам экономии путь в страну, из которой исходит серебро мира, путь уж очень против ветра.
- А вы меня выручили. Право, услышав: "дон Дьего", я малость струхнул.
- Отчего же?
- Ну, как же? Написал же наш испанский Гомер, дон Луис де Гонгора-и-Арготе, - перуанец прокашлялся и продекламировал. -
"Севильский порт. Таможня. Суматоха.
К досмотру все - от шляпы до штиблет
Ту опись я храню, как амулет:
От дона Дьего снова жду подвоха." Право, я решил, что попал из огня в полымя!
- Ошиблись, выходит?
- И очень этому рад, - настолько, что целует пальцы, словно сообщая об изысканном вкусе нового блюда, - Не возражаете, если я вас угощу? Заодно вы мне подскажете местечко, где прилично готовят.
Не "подскажите", а "подскажете". А ведь минуту назад смотрел на таможенника, как бычок на тореро. И броситься хочется, и конец известен. Он вообще похож на быка - отчасти - упрямым наклоном головы и красной сеткой в белках усталых глаз, отчасти - мощной короткой шеей. Что ж, зато он хотя бы помнит Гонгору... А то повадились уличные певцы приписывать летрильи умершего поэта живому, да злейшему врагу.
- С удовольствием, но после обхода. Насчет готовят - берите любое не слишком дешевое заведение на Сенной улице. То есть такое, куда ходит профессура. Выглядят, как я, но постарше. Ну и - рассчитывайте больше на ребят. Я тоже заскочу и посижу. Но у меня вечером занятия по астрономии.
- Так это студенческая шутка? Вы не настоящий алькальд?
Перуанец погас. Кажется, поблагодарить человека для него дело третье. Что ж, таких в Севилье не треть и не половина.
- Совершенно настоящий. Бакалавр права. Значит, и магистр искусств. И веду начала астрономии, потому как читать лекции по праву мне еще не скоро. Нужно защитить тезис лиценциата...
- Прекрасно, - перуанец снова доволен, - кстати, меня зовут Гаспар. Гаспар Нуньес, и, клянусь честью, эту фамилию в Андалусии еще запомнят! Значит, Сенная улица?
- Точно. Лучше выберите то заведение, что сразу слева от ворот университета. Ближе к вечеру мы туда заявимся, так или иначе - придется мне отмечать первый обход. Там я с удовольствием с вами побеседую. О жизни в колониях, о поэзии - и о своем родном городе, будь он проклят...